Я - Леблен. Это моя пятая запись.

Единственный человек, которого я любила - мёртв.

Цель - вывести его из состояния живого трупа - недостигнута.

Там, на речке, в июле, он был счастлив. Его глаза, до этого отстраненно-тусклые, горели. Речь была оживлена, он смеялся. Часто. Улыбался в пустоту и напевал. Напевал что-то прекрасное, он умел. Я сидела рядом, а он рассказывал. Рассказывал об ошибках своей жизни, о том, как хотелось бы всё исправить, хотя бы самую малость. У него интересная философия. Он неистово благодарил меня за то, что выслушала и извинялся за всё лишнее, что наговорил. Я подошла сзади и обняла его, проведя пальцами по выступающим ребрам. Ребра - моя страсть, мой фетиш. Он был очень худой и бледный. А пальцы у него были тонкими, длинными, в какой-то степени даже изящными, и подрагивали. Черная футболка в шерстинках кота. Он всегда сидел как L из "Тетради Смерти". Волосы русые, светлые, почти до плеч, не очень густые. На остановке, стоя за его спиной, я тянула руку к его голове, чтобы потрогать эти мягкие на вид волосы, но в последний момент отдергивала. Он был очень высоким, мне, чтобы посмотреть в его глаза нужно было запрокинуть голову. Когда я, потягивавшись, отвела руку в сторону, он её поймал. Его ладонь была сухой и прохладной. Я, помедлив и скользнув кончиками пальцев по его руке, отошла и повернулась к нему, вглядываясь в лицо. Он спросил, как мне удается выглядить такой живой, признавшись, что сам он чувствует себя сгоревшим до тла и тихо существующим пыльным кустиком. Но этот день внес разнообразие в его тусклую жизнь и у него не было той наркотической потребности принять свои гребаные антидепрессанты.

Я не знаю, чем этот человек смог меня зацепить. Да настолько, что я - принципиальный и чертовски гордый человек - бродила по улицам в надежде встретить ЕГО, звонила, когда мне было плохо или просто для того, чтобы услышать его удивительный хрипловатый голос, отражающийся эхом от голых стен квартиры.

Мне удалось как-то повстречать его на улице, но он был с другом. Это был последний раз, когда я видела Илью живым.

Он снился мне и не раз.

Но однажды мне приснилась мать, с которой у нас состоялся диалог и, говоря о каком-то человеке, я бросила:

– Ему надо с Ильей пообщаться.

– Так Илью ж похоронили три дня назад.

Я проснулась в слезах с криками "Нет! Нет! Только не он!"

Его телефон был недоступен.

Решив навестить родителей, я зашла в подъезд. Первое, что кинулось мне в глаза на втором этаже - дверь. Новая, дорогая дверь. На месте старой двери в квартире Ильи. Горло сжал спазм, слезы непроизвольно потекли по шекам, а ноги подкосились. Я сползла по стене на ступеньку и на лестничном пролете я увидела обломки, деревянные обломки двери Илюши. Разрыдавшись, я уткнулась лбом в эти деревяшки. Дурацкие деревяшки, хранившие запах любимого мною наркомана. И "NIRVANA" черным маркером на зеленой стене подъезда. Нирвана, раздвоение личности, Кобейн, запись каверов, тетрадь со стихами, Илья, он же с гитарой на дне рождения моей матери поет "Звезда по имени Солнце" Цоя, вот он же курит на балконе с чашкой кофе, вот он спрашивает у меня о моем любимом цвете и обещает носить только черное, вот он в автобусе напевает, прислонившись лбом к стеклу, вот вздрагивает, когда я догоняю его на улице и обнимаю со спины, вот он, жестикулируя, пытается донести до меня идею реикарнации, вот он улыбается, вот смотрит на закат, вот подрагивают его музыкальные пальцы… Я в дорогущем пальто реву, сидя на ступеньках лестницы, а кадры проносятся перед моими глазами. Я не могу поверить. Почему, Боже? Почему так? Я не успела, не смогла. Шизофреническое обострение - пытка для него, а я была занята изучением экономики и права.

Прости меня, Илья. Прости меня.

Я выхожу из дома под предлогом похода в магазин и иду. Медленно шагаю к его дому, потому что знаю, что увижу. Окна, темные окна его квартиры. Которые раньше светились до пяти утра - он мучался бессоницей без таблеток, читал или писал музыку. Теперь там поселится какой-нибудь паренек-студент или супружеская пара, они сменят его окна на пластиковые, оклеят стены своими обоями и выкинут диван, на котором он умирал. В одиночестве. Как и в те шесть раз. Но если тогда его удавалось спасти, то в этот раз он постарался на славу. Это не было позерством с его стороны, ему действительно незачем было жизнь. Ни цели, ни стимула. Ломки, панические приступы, одиночество, психушка, вновь обрезанные волосы, отращиваемые с трудом и обожанием, букет заболеваний, непредсказуемые судороги и депрессия, вечная депрессия. В его жизни не было света, лишь непроглядная тьма.

Любовь, основанная на жалости. Ха.

Профессия, выбранная благодаря ему - психиатр-нарколог.

Он сумел растопить моё безжалостное, ледяное сердце, не знавшее любви.

Нежность, забота, мимолетная радость от блеснувших глаз - какой бред.

После его смерти я вновь замкнулась в себе.
После его смерти я перестала воспринимать мужчин.

Единственный мужчина в моей жизни - это Илья. Да, этот тощий, патлатый, вечно небритый мужик с нездоровым цветом лица и кожи, со впатым животом, торчащими ключицами, позвонками и ребрами в серой толстовке, не знавший радостей своего существования.
Да, этот наркоман. Да, этот шизофреник. Да, да, да это он!

Я люблю тебя, Илья. Я люблю тебя.

04/11/13 leblen.